«Это не апокалипсис, а лишь вопрос адаптации людей к изменению климата»

– Что такое ледник простыми словами?

– Это масса льда, которая образуется в результате естественного накопления и преобразования снега. Ледники могут быть размером с футбольное поле, а могут — с Францию. Они встречаются в полярных регионах, а также в горах умеренных и даже тропических широт. И еще могут двигаться.

Опознать ледники на Эльбрусе визуально просто – это вся ледяная шапка, которая покрывает вершину вулкана, и спускающиеся от нее по склонам «языки». Всего здесь три десятка ледников, самый крупный и длинный — Джикаугенкез. Большой Азау — на втором месте.

Идеальное время, чтобы познакомиться с ледниками Эльбруса, — август и сентябрь. В эти месяцы на горе минимум снега и очень хорошо видны контуры ледников. Поднимаетесь по канатной дороге до последней станции «Гарабаши» и двигаетесь в сторону вершины, справа будет ледник Гарабаши, самый популярный, а слева — Малый Азау. Зимой и в начале лета увидеть лед не получится: все покрыто снегом.

– Зачем их изучают, это же просто лед?

– Прежде всего, это один из главных индикаторов изменения климата. Их исследование помогает понять, что происходило в прошлом и по каким сценариям может изменяться наша планета в будущем. Если коротко, то картина такая: ледники сокращаются достаточно быстро и уровень мирового океана в ближайшее время будет расти. Но это не апокалипсис, а лишь вопрос адаптации людей к изменению климата.

К 2100 году оледенение Кавказа, по худшим предположениям, может прекратить свое существование.

Еще один аргумент — безопасность. Изучение ледников помогает предупредить катастрофы вроде той, что унесла жизнь съемочной группы Сергея Бодрова в Кармадонском ущелье. Тогда сорвавшаяся масса ледника объемом 140 миллионов кубометров двигалась со скоростью около 200 километров в час, шансы спастись были нулевые.

– Почему исследования проходят именно на Эльбрусе?

– Все просто – в привершинной области вулкана настолько высоко и холодно, что летом сезонный снег не тает, а превращается в «холодный» лед (который не содержит воды). В нем отлично сохраняется климатическая информация. С помощью химического анализа можно продатировать слои и узнать, при каких условиях на Эльбрусе выпали осадки 2000 лет назад.

Плюс на курорте есть инфраструктура – удобно жить и работать.

Вообще Кавказ — один из основных горных районов работы российских гляциологов. Здесь находятся три опорных ледника, по которым ведется ежегодный мониторинг. Это ледники Гарабаши и Микельчиран – на южной и северной стороне Эльбруса соответственно – и ледник Джанкуат, которым занимаются гляциологи МГУ. Результаты наблюдений отправляются во Всемирную службу мониторинга ледников в Цюрихе. Да, есть и такая.

– Чем сегодня могут удивить результаты исследований?

– Площадь оледенения на Кавказе с 1960 года сократилась почти на 30%. Около 300 ледников полностью исчезли. Причем скорость, с которой уменьшается масса льда, только растет. Это говорит о том, что климат действительно меняется. По самим мягким сценариям, к 2100 году оледенение Кавказа может сократиться на 60-80%, по сравнению с 1960-м. По худшим предположениям, — вообще может прекратить свое существование. Это большая проблема, так как ледники являются основным источником питьевой воды для горной территории. Так, Эльбрус питает такие крупные реки, как Кубань, Баксан и Малка.

– Почему вы выбрали эту специальность?

– Мое первое образование — инструктор по горному туризму. Во время одной из поездок на практику, по Алтаю, случайно узнала про гляциологию — науку о ледниках. Зацепило так, что подала документы в магистратуру географического факультета МГУ.

Пришлось вытереть сопли, встать и идти дальше – даже не поплакать по-человечески.

Очень редкое и интересное занятие, а еще экстремальное. Часто работаем на высотах более 4 000 метров, поэтому нужны альпинистские навыки и владение каким-либо снарядом — лыжами или сплитбордом. Плюс накладывается акклиматизация: с ней можно жить, но первые дни экспедиций все равно приходится привыкать к легким недомоганиям.

– Какая экспедиция запомнилась больше всего?

– В августе 2024 вместе с моим научным руководителем и коллегой из отдела мы провели три дня на Восточной вершине Эльбруса на высоте 5 600 метров: проводили исследования, которые лягут в основу моей диссертации. Объем работ был немаленький – выкопать шурф (снежную яму с как минимум одной ровной стенкой), пробурить керн (цилиндрический образец льда), сделать радиолокационное зондирование, снять ортофотоплан с дрона, еще отобрать образцы и померить температуры на фумарольных полях (участки, где через трещины выходят нагретые газы и пар). А скорость работы на такой высоте уменьшается, по ощущениям, раз в пять.

Тогда я 2,5 часа проводила радиолокационную съемку – с помощью радара измеряла глубину снежно-фирновой толщи (фирн — промежуточная часть между снегом и льдом). Даже небольшой уклон кратера забирал силы, плюс на мне вес радарного обвеса. Приходилось часто останавливаться, делать паузу на компьютере и переводить дух, потому что съемку нужно делать с умеренным темпом — я же ходила, как черепаха. Это нормально на такой высоте. К концу съемки захотелось уже просто выпустить эмоции, но, когда я начала плакать, почувствовала, что голова начинает болеть сильнее. Пришлось вытереть сопли, встать и идти дальше. Так что вот, иногда даже не поплакать по-человечески (смеется).

Но на самом деле все не так страшно, подобный момент был всего один. В основном мы чувствовали себя хорошо и даже не прибегали к медикаментозной поддержке. Потихоньку сделали всю работу.

– Получается, все гляциологи — еще и альпинисты?

– Не совсем. У кого-то бэкграунд в виде турклубов, кто-то из наших сам раньше даже был гидом. Так что базовые навыки есть у всех. Иногда обновляем их на курсах – специально приглашают профессионалов с нами, гляциологами, поработать.

Ходишь один по леднику на скитуре и отвлекаешься от всего. Проблемы внизу не заботят.

– Что самое сложное в работе, кроме суровых погодных условий?

– Посадить себя за обработку данных и написание диссертации (смеется). Что касается самих экспедиций — к погоде быстро привыкаешь, это становится нормой. Единственное, когда сильно дует ветер, труднее работать с мелкими предметами, особенно с техникой. Плюс идти куда-то в горах, не думая и отключая голову, гораздо проще, чем когда есть научные задачи, приходится помнить о многих нюансах. Если что-то забыл взять или сделать, не проверил заранее аппаратуру, какая-то мелочь вышла из строя прямо на точке исследований, приходится много сил тратить на решение проблемы.

– А что нравится больше всего?

– Отличная компания. Мои коллеги — мои друзья. При этом люблю во время снегомерной работы уходить в свой мир, сохраняя монотонный ритм. Ты всегда на связи по рации с ребятами, но ходишь один по леднику на скитуре и отвлекаешься от всего. Проблемы внизу не заботят: сейчас важно сделать бодро все дела и вернуться к ужину.

Кто первый пришел, тот ставит греть воду. А если еще и закат красивый — совсем повезло: включаем музыку и балдеем.

Не могу сказать, что горы — моя стихия: не было такого, что я с детства стояла на лыжах, ходила по горам и так далее. Мне часто бывает не по себе в новых районах, где я еще плохо знаю рельеф и трещины. Смешанные чувства: мне одновременно и комфортно там, и нет. Но в любом случае это постоянное движение, а лучше всего я чувствую себя именно в таких условиях.

Плюс горы — это усилия, которые я каждый день прикладываю, чтобы вопреки оказаться там, где я хочу быть. Это придает мне уверенности, что иногда решает мой труд, а не моя удача. И это определенно мне нравится.

– Как отдыхают ученые после особенно тяжелых командировок?

– В классическом смысле — никак. Денек дома посижу, погуляю по городу и дальше занимаюсь делами. Социальной нагрузки я на работе не испытываю: все свои. А в плане физических нагрузок — я и так всегда отдаю предпочтение активным видам деятельности. Сейчас, например, осваиваю эндуро. В общем, время на восстановление между горами есть, но я не провожу его в четырех стенах.

Эльбрусом Таисия не ограничивается, недавно вернулась из Антарктиды, где тоже изучала ледники. О пингвинах, быте на экспедиционном корабле и жизни ученых пишет в своем телеграм-канале.